Очевидец. Никто, кроме нас - Николай Александрович Старинщиков

В последний момент нас все же заметили: машина вдруг стала притормаживать.

— В сторону! — воскликнул Дамир, словно бы радуясь. Торопливо присел у ворот, сдернул со спины одноразовый гранатомет, потом замер.

Доли секунды тянулись как вечность. Внедорожник почти остановился, потом вдруг передумал, стал вновь набирать скорость. Граната меж тем сорвалась, плюнув огнем в обратную сторону, ударила в заднюю дверцу, и машина лопнула на ходу, словно бумажный пакет от избытка газов, а кверху вскинулся огненно-черный шар горящего дизельного топлива.

Затворив на засов стальные ворота, мы вошли в дом и заперлись изнутри. И тут пискнула трофейная рация. Говорила другая наша группа, у которой дела обстояли намного лучше.

— Мы постучали и просто вошли к ним, — докладывал прапорщик Ильин. — Они даже не поняли, кто к ним явился… В дальнейшем действуем по плану, как договорились, командир.

— Согласен, выходим на связь с управлением войск…

— Батарея садиться, — успел я услышать. — Может, я первым?

— Выходи, — согласился я и тут же услышал в эфире голос прапорщика:

— Всем, кто нас слышит… Передать по команде начальству: мы в станице, хотя и не все. Ориентир — площадь среди села. Как меня слышите? Прием…

Нас, вероятно, никто не слышал. Прапорщик продолжал выходить на связь, пока не сел аккумулятор.

— Будь на дежурном приеме, — посоветовал я, лихорадочно соображая, поскольку без связи наш выход из окружения мог провалиться. У многих из нас были сотовые телефоны, которые оказались бесполезными в этой глуши. Здесь было электричество, но не было сотовой связи.

Несколько моих попыток услышать по рации хоть чей-нибудь голос не увенчались успехом. Группа боевиков, лежа на полу, косилась из угла в нашу сторону. До них, вероятно, дошло, что со связью у нас совсем плохо, что вряд ли о нашем успехе станет известно начальству. Они поняли, что в следующую ночь, когда мы устанем от беспрестанного напряжения и повалимся спать, у них появится шанс на спасение. Потом из рации вдруг послышался скрежет, и чей-то простужено-сиплый голос заговорил:

— Эй, ты, который в доме — не знаю, как тебя там… Мы сравняем тебя с землей: через минуту обстрел из орудий, так что выходи с поднятыми руками — это лучший выход для всех… Ты слышишь меня?! Прием!

— Я не пас с тобой ишаков в горах! — не выдержал я. — Не смей мне тыкать!

— Что ты хочешь? — хрипело в ответ. — Чтобы я обращался к тебе на «вы»? Но у тебя нет выхода из положения — ты окружен. Кругом одни горы с единственным перевалом, который тоже в наших руках. Так что лучше уж ты называй меня на «вы»… Даю тебе сроку сто двадцать секунд.

Он блефовал: две минуты слишком малый срок. Он явно торопил события, стараясь бежать впереди паровоза.

— Вероятно, ты позабыл, что у нас заложники, — напомнил я.

Рация молчала.

— У нас семеро ваших только в одном доме, и столько же в другом, — продолжал я. — Кроме того, у нас гражданское население — помни об этом и не хворай.

— С чего ты взял?! — раздалось из микрофона.

— У тебя, верно, сифилис мозга…

Рация снова замолчала.

— Не вздумай обстреливать, — продолжал я. — Нам терять нечего, а бог нам простит. Ты слышишь?! Простит посмертно, именно так. И к нашим ты тоже не вздумай соваться, потому что каждый раз, как только ты это сделаешь, не досчитаешься одного.

— Это преступление! — воскликнул тот.

— Ошибаешься, — продолжил я. — В условиях войны я для тебя исполнитель приговора. Я для тебя суд и орган дознания. Каждый раз, как только ты пойдешь в сторону нашей базы, каждый из твоих боевиков будет знать, что у нас возникает право на расправу, потому что так решил ты. Они слышат наш разговор, тебе не отвертеться от этого в будущем…

— Что ты хочешь?!

Было странно слышать этот глупый вопрос.

— Хочу, чтобы вы снялись и ушли, чтобы вместо вас пришли наши. Если хочешь, заключим пари: если ты ответишь неверно — ты проиграл.

Незнакомец в ответ как-то неясно хрюкнул. И было непонятно, согласен ли он на пари.

— Ответь на вопрос, — сказал я. — Вопрос: когда у женщин в ваших краях появлялось право уйти от мужа.

— Никогда, — уверенно ответил тот. — Никогда, особенно в старые времена.

— Ошибаешься, дорогой, — усмехнулся я и продолжил: — Именно в старые времена…

— Такого не может быть. Наши женщины верны нам всегда.

— Не спорю. Но у них все же было право…

— Не помню такого! — не верил тот.

— Женщина могла заявить о разводе в единственном случае, если застукает тебя с ишачихой.

— Вот ты о чем! — голос ржал по ослиному, заходясь и всхлипывая. — Но это же не у нас, это по другую сторону гор, у грузин. У них, говорят, процветало…

— Не могу утверждать, у кого точно, но это было в ваших краях, и вы для меня все едины теперь. Остынь. Сядь и подумай о бренной жизни.

— Кто ты по званию, и как тебя зовут.

— Не будем об этом…

— Идейный, значит… Хорошо, я подумаю, — ответил голос и надолго пропал.

Мы расселись по углам и стали ждать неизвестно чего.

Пережитое вскоре дало о себе знать: тяжелое оцепенение постепенно все глубже завладевало моим нутром. Казалось, еще минута, и способность мыслить покинет меня навсегда. Остальные выглядели не лучше меня. Мало того, в животе по-прежнему булькало и взывало к милости.

Лишь Дамир бродил неприкаянно по дому, заглядывая в закутки. Он бродил до тех пор, пока не наткнулся еще на один вещмешок. Он притащил его в зал, развязал, опрокинул книзу: на пол посыпались, шелестя упаковками, лекарства.

— Ле-во-ми-це-тин, — по слогам произнес Дамир и тут же порвал упаковку. — Где тут вода? Впрочем…

Он бросил в рот пару таблеток и стал жевать. На глазах проступили слезы, но он не сморщил лица.

— То самое, ребята! — сделал он вывод. — Но только с водой… Держите!

Блоцкий сходил на кухню, и, шатаясь, принес оттуда ведро воды с плавающим в нем ковшом. Потом взял таблетку, тщательно разжевал, морща лицо и прислушиваясь к шуму на улице.

— Кажись, затевают там что-то, — сказал, гладя себя по животу. Затем зацепил воды и запил горечь.

Вскоре все мы почувствовали облегчение. Инфекция оказалась настолько банальной, что было достаточно одной лишь таблетки, чтобы унять «цунами». Я принялся вызывать Ильина, но прапорщик упрямо молчал.

— Рация сдохла у них, — сделал вывод Дамир. — Пойду на двор и попытаюсь связаться с ними через забор…

Прихватив